 |
@
«Русский журнал»,
26 сентября 2001г. Григорий
Заславский |
|
|
"Молодая кровь".
Премьера «Ю» во МХАТе имени А. П. Чехова
|
|
|
|
«Ю» — то ли русская
транскрипция английского «ты» или «вы», то ли — как кто-то уже
успел предположить — протяженное эхо вполне русского «люблю-ю-ю».
Пьеса Ольги Мухиной, которая предпочитает, чтобы ее называли
детским именем Оля (так ее записали и в мхатовской программке),
тайны названия не раскрывает. Может даже показаться, что такое
заглавие было дано, чтобы еще больше запутать и без того
непростые и путаные отношения и настроения своей пьесы. |
|
В интервью, данном накануне
премьеры, один из занятых в спектакле актеров сказал, что, мол,
ему «по барабану», что за война то и дело врывается в мирные,
хотя и не лишенные драматической подоплеки, будни, что за летчик
кружит над домом, чем занимаются герои во «несценическое» время.
По словам артиста, ему понятны томления духа, перепады
настроений, перекрестки любовей. Это ли не главное?! |
|
«Ю» — из тех «молодежных»
пьес, которые, кажется, специально написаны для театра, где
актерам легко будет примерить и понять необязательные
и случайные чувства героев, легко не заметить и простить
«бормотание» (или — проборматывание) мысли. «Ю» — еще один
рассказ того же автора о юношеском смятении чувств (в дополнение
к уже сказанному и виденному в «Тане-Тане» в «Мастерской Петра
Фоменко» и в «Любови Карловны» у Райхельгауза, в «Школе
современной пьесы»), отсылающий читателя и зрителя скорее
к давним сентиментальным историям про бедную Лизу и разбитую
любовь, чем к эстетически более близкому нашему времени зрелому
абсурду Беккета или Ионеско. «Ю» — пьеса, которая бы кстати
пришлась в Театре под руководством Олега Табакова (к тому же
режиссер Евгений Каменькович, который как раз знает толк
в молодой драматургии, там уже не раз и удачно ставил). МХАТу
она, как говорится, не по росту. Как будто стараясь уложить
пьесу «в размер», художник Александр Боровский на малой сцене
театра выгородил совсем уже узенький балкон; на нем и проводят
почти все время бесприютные герои «Ю». С этого самого балкончика
герои любуются Москвой, которая у них как на ладони, небом,
а в небе — влюбленным в Пирогову летчиком. С балкона,
захламленного, но не заброшенного, герои будут пытаться
броситься вниз и просто отправляться в полет,
поэтически-безопасный. «Ю» Мухиной и есть поэма в прозе, вроде
тургеневских нерифмованных стихотворений. Некоторая абсурдность
диалогов — вроде рассказа о собаке, которая укусила часового
на Красной площади — кажется данью как раз поэтическому способу
выражения. Что-то вроде метафор… |
|
Пьесы Мухиной обаятельны той
простотой, которую можно «взять» лишь созвучием, сходством опыта
(а вернее — неопытности, когда энтузиазм важнее мастерства). |
|
«Ю», как и прежде (хотя,
может, и после) написанная Мухиной «Таня-Таня», больше
напоминает не пьесу, а лирический дневник автора-героини,
которая пытается разобраться в своих нескладных любовях
и оправдывает всю свою внезапность и противоречивость. Подобная
нескладность красит юную особу, которая к тому же хороша собой,
как хороша собой и обаятельна сама Ольга Мухина. Но этакой
прелести бывает маловато, чтобы населить пьесу десятком героев,
где каждому положен характер, какие-то собственные слова
и мысли. А так выходит какая-то суета вокруг то необыкновенно
восторженной, то по понятным же причинам опечаленной героини.
Бурление молодой крови того гляди выдаст себя суицидом. В разное
время автор отдает свои симпатии, мысли и чувства
то двадцатилетней Ане (актриса Театра под руководством О. Табакова
Луиза Хуснутдинова), то ее ровеснице Пироговой (студентка
Школы-студии МХАТ Дарья Мороз), то тридцатипятилетней Аниной
Сестре (Евгения Добровольская). |
|
Жанр «Ю» самим автором
определен как «пьеса с картинками», эти самые картинки украшают
программку. Иллюстрации на полях, вероятно, родились, когда
автор еще только тешил себя надеждой попасть на сцену. Но вот
эта надежда сбылась, и вышло, что и сами роли — не более чем
наброски на полях, эскизы к будущей пьесе, дневниковые записи
для последующего сочинения «в лицах». Мхатовским мастерам —
Станиславу Любшину, Ольге Барнет, Евгении Добровольской —
то тесновато в роли, то, наоборот, слишком вольно и как раз
границ недостает. Не зная, что делать им с героями, написанными
«летящим карандашом», росчерком пера, они всю силу таланта
и немалый актерский опыт вкладывают в этюды на тему тех или иных
реплик или более или менее очевидных ситуаций. Уж в этом им,
мхатовцам, все знающим про жизнь человеческого духа и про
зависимость этого самого духа от материи, равных нет. Особенно
удачно получается разговор о водочке и под водочку. Не понимая
толком, где потребуется, да и нужно ли здесь кому-либо
их сострадание, зрители с удовольствием реагируют на веселый
абсурд эффектно выстроенных и разыгранных диалогов. Ругать такой
спектакль особо не за что. А хорошее найти нетрудно. Радуешься
даже тому, что нашлось в этой «молодежной» пьесе немало ролей
для мхатовских «старожилов». Хотя хороши здесь и начинающие —
Егор Бероев и Дарья Мороз — с именами которых, как видно,
не зря связывают надежды. В них та жизненная простота,
та открытость, которые отличали лучшие спектакли табаковского
Театра-студии. |
|
Можно даже сказать, что, среди
уже имевшихся попыток, этот опыт обновления МХАТа и его
репертуара — чуть ли не самый удачный. |
|
Cпектакль вышел нескучным. В
модный ныне терминологии его даже можно назвать интерактивным.
Кажется, что слова и сцены здесь легко тасовать в разных
комбинациях, и названия сцен — своего рода картинки на стене —
загораются, чтобы сориентировать, кажется, не только зрителей,
но и актеров «на местности» смутно мерцающего сюжета.
Да неоновая реклама «Я люблю Москву», горящая над последним
рядом (где вместо «люблю» — красное сердечко), географически
определяет место действия и не позволяет героям совершенно
оторваться от земли. |
|
