 |
@
"Известия", 25
сентября 2001г. Алексей
Филиппов |
|
|
"Из жизни шпрот".
Между Чеховым и анекдотом
На этом пересечении новомосковского
говорка, домашнего праздника, Отечественной войны, Чечни и
Армагеддона, бредятинки, точно пойманных сегодняшних страхов
- и подсознательных, и осознанных - и возникает пьеса Оли
Мухиной. Она напоминает всю молодую драматургию в целом:
текст хорош, но на первый взгляд абсолютно нетеатрален.
Евгений Каменькович, ставивший "Ю" и раньше, в студенческом
театре с учениками Фоменко, разбил стереотип: пьеса
рассказывала то ли о москвичах, то ли о марсианах, спектакль
стал квинтэссенцией сегодняшней жизни
|
|
You [ju:] вы, ты
("Англо-русский словарь"). А "Ю" - пьеса Оли Мухиной. Евгений
Каменькович поставил ее на Малой сцене табаковского МХАТа.
Пересказать пьесу сложно, трудно описать спектакль: чеховская
аура соединена с постсоветским анекдотом, атмосфера
васильевского "Серсо" с сегодняшним телевизионным репортажем -
война, стрельба, презентация, ставшая привычкой
неопределенность. Сюр, морок, россыпь дробящихся образов, игра в
слова, но за всем этим встает такое острое, такое точное
ощущение нынешнего времени, какого не найдешь ни на телеэкране,
ни в газете. |
|
Окно, балкон, валяющийся на
балконе хлам. Окно узорчатое, старомосковское, да и хлам, судя
по всему, с историей: добро пожаловать на ностальгический
спектакль - мой бог, что мы только не оплакивали! |
|
Вишневый сад, судьбу трех
сестер, шестидесятые годы, отечественную интеллигенцию, старый
дом, Николая II и российскую державу. А теперь подошла очередь
прелестного, налаженного советского быта, когда мы были молоды и
верили в идеалы. Оля Мухина тоже над чем-то плачет, вслед за ней
утирает слезу режиссер Каменькович, но выходит это у них не
по-нашему. |
|
Окно, балкон, а под балконом
Москва. Она далеко внизу, тем, кто наклоняется вниз, делается
страшно. Но герои то и дело срываются с перил и несутся бог
весть куда - кто-то возвращается назад, а одна пара взяла да и
улетела совсем, словно птицы весной. Еще в доме живут две
приходящие старушки - они спят в передней, пророчествуют ("...вы
все умрете!"), между делом крадут красные чашки - а ведь их сам
Ленин подарил. А еще в городе все время что-то взрывается, и по
улицам скачут железные безголовые всадники - оно и понятно, ведь
у нас война. До нее тротуары подметали, дома красили, по улицам
ездили на лошадях, на Соколе росла ежевика - прежде мы жили в
раю, теперь, увы, все изменилось. |
|
На этом пересечении
новомосковского говорка, домашнего праздника, Отечественной
войны, Чечни и Армагеддона, бредятинки, точно пойманных
сегодняшних страхов - и подсознательных, и осознанных - и
возникает пьеса Оли Мухиной. Она напоминает всю молодую
драматургию в целом: текст хорош, но на первый взгляд абсолютно
нетеатрален. Евгений Каменькович, ставивший "Ю" и раньше, в
студенческом театре с учениками Фоменко, разбил стереотип: пьеса
рассказывала то ли о москвичах, то ли о марсианах, спектакль
стал квинтэссенцией сегодняшней жизни. |
|
Играет музыка, мистические
старушки бегают по и над сценой, на стене высвечиваются
комментарии - к примеру, "самоубийства", - а на балконе (и,
почти невидимая, за его стеклянными стенами) идет налаженная,
теплая московская жизнь. Здесь вкусно пьют и со вкусом танцуют,
профессорского вида хозяин дома (Владимир Краснов) ревнует
заполошную и мечтательную жену (Ольга Барнет) к старому плейбою,
персонажу Любшина. В квартире собирается большая семья - дальний
кузен, "похожий на героя" двадцатилетний русский американец
Дмитрий (Егор Бероев) влюбляется в тридцатипятилетнюю
красавицу Сестру (Евгения Добровольская), и начинается
бестолковая любовная карусель с таким же бестолковым адюльтером,
дурацкой ревностью и даже стрельбой. |
|
Это необычный спектакль - в "Ю"
хороши решительно все. Евгения Добровольская во МХАТе играла
довольно много, но была не слишком заметна, а здесь видно, что
из нее могла бы выйти театральная звезда не хуже сестер
Кутеповых (то же можно сказать и о Егоре Бероеве). Текст
фантастичен ("раньше там и шпроты летали по воздуху, зависали
над головой, можно было их ловить руками, есть и закусывать"),
зато те, кто его произносит, абсолютно достоверны: вялые
страсти, вялый - да здравствует замусоленный сотнями постановок
Чехов! - надрыв, обычная русская жизнь, балансирующая между
застольем и бездной. |
|
Вчера была весна, а нынче
зима. Вокруг дома ледяное поле, на поле могилка любимой кошечки,
а по полю, надо полагать, бродит лихой человек. На дворе мороз,
за оконными стеклами снова танцуют, двое несчастных в любви
мальчишек - персонаж Бероева и тот, кто ревновал к нему
улетевшую с другим молоденькую девушку, -собираются на войну:
два дня пути и фронт. Жизнь безнадежна - и уютна, как старый
разношенный тапок: здесь никогда ничего не изменится, но это в
конце концов не так уж и плохо. Глядя на железных всадников,
можно ностальгировать по летающим шпротам. |
|
Это - метафизический вывод. Но
есть и другие: в Художественном театре, оказывается, много
сильных молодых актеров, репертуарный театр может адекватно
ставить сложные современные тексты. А МХАТ надо поздравить с
почином: на его сцене вышел первый удачный спектакль нынешнего
сезона. |
|
