|
@
«Новые известия», 23 апреля 2002г.
Елена Ямпольская |
|
"Выбирай или проиграешь". |
МХАТ
фальсифицировал результаты первого тура, но это
не важно. |
|
Спектакль «Вечность и еще один день», о приближении
которого предупреждали «Новые Известия», сыгран. Как
и было обещано, каждый зритель, вне зависимости
от возраста и гражданства, прямо на контроле получал
жетон для голосования и мог опустить его в один
из двух прозрачных сосудов, стоящих в фойе, отдав
таким образом предпочтение мужской либо женской
версии. Даже критики, исторически проникающие
в чеховский МХАТ через служебный вход, не поленились
сгонять за жетонами, чтобы под взглядом
многочисленных телекамер воспользоваться своим
избирательным правом. Исполнить, так сказать,
почетную обязанность. |
Психологических сценариев голосования, собственно,
тоже два. Если человек сначала опускает жетон,
а уж потом покупает у капельдинерши программку,
то возле урны он (или она) ориентируется
исключительно на свой внутренний голос, вернее,
на внутренний слух: что звучит привлекательнее —
мужское или женское? Театр у нас посещается
преимущественно слабым полом, а феминисток в России,
слава Богу, пока немного, так что мужская версия при
подобном раскладе имеет очевидную фору.
Если же программка изучена заранее, мнение
электората формируется при участии вкусовых
пупырышков. Меню мужской версии лично меня подкупило
своей низкой калорийностью: в качестве закуски
предлагается «Рыба, приправленная солью с оленьего
рога», а в графе «десерт» значится «Кофе без сахара»
(вместо «Яичницы по-хазарски»
и «Засахаренных фиалок», соответственно).
|
Тому же, кто хочет голосовать сердцем, следует
знать, что финал мужской версии трагичен,
а женской — благополучен. Люди со вкусом, как
правило, не любят хеппи-энд ни
в театре, ни в жизни. И, надо заметить, он отвечает
им (нам) полной взаимностью… |
Когда в вечер премьеры голос режиссера Владимира
Петрова сообщил по трансляции: «Сейчас вы увидите
мужскую версию спектакля», зал разразился
одобрительными воплями. Однако впоследствии
выяснилось, что первый опыт мхатовского интерактива
был фикцией и профанацией, ибо почетный гость,
Милорад Павич, заранее объявил, что в первую очередь
желал бы ознакомиться с мужской версией.
Демократическим идеалам во МХАТе предпочли культ
личности великого серба, и это правильно. Тем более
что в дальнейшем подтасовки исключены. Так говорит
Петров. |
Двухметровый режиссер взял Москву без боя. «Вечность
и еще один день» — спектакль упоительный, нежный,
почти бесплотный, сделанный в ровной, «буддийской»
манере — кратко и полно, как вдох и выдох.
|
Текст Павича сам по себе сладостен, это ваниль
и корица, молоко и мед, приправленные солью плотской
земной любви. Его парадоксы изящны, мысли глубоки
и прозрачны, его загадки совершенны и потому
не требуют разгадывания, а пресловутая «сложность»
Павича обманчива. Кого не напугали прежде времени,
тот никогда не сочтет Павича сложным. Сидевший
позади меня театральный неандерталец реагировал
на «Вечность и один день» замечаниями типа: «Гы-гы-гы!..
Прикольный текст!.. Гы!..». Что уж говорить
о гурманах: они попали на пир.
|
Павич живет в зеркальном мире, где мужское
и женское, не сливаясь, отражаются друг в друге.
Он делит по половому признаку буквы, числа, дни
недели, кресты, помидоры и даже дрова… (Существуют
мужская и женская версия «Хазарского словаря», и,
поскольку именно этот роман впервые поведал миру
историю Калины и Петкутина, Петров счел возможным
подобным же образом располовинить «Вечность и один
день».) Калина — это душа, а Петкугин — тело; Душа
знает, но не может, Тело может, но не знает; Душа
без Тела так же ущербна, как Тело без Души; они
ведут вечный взаимный поиск, и, когда, наконец,
встречаются, Тело входит в Душу, а не наоборот,
потому что мужчина создан входить в женщину…
|
Под протяжное пастушеское соло, под плясовой
перестук, мерный и бесконечный, как работа
двигателя, Калина томится бесстыдными и при этом
абсолютно чистыми позывами плоти; тетка ее Анастасия
ищет племяннице жениха, прелестно кокетничая
с лейтенантом австрийской армии; граф Авраам
Бранкович лепит глиняную фигурку, вдыхает в нее
жизнь и усыновляет; священик (небольшая,
но великолепная роль Виктора Гвоздицкого) со страхом
и трепетом трактует опыт Бранковича, а мать Калины
слушает его рассуждения о генной инженерии с видом
барана, застывшего перед новыми воротами…
|
Валерий Левенталь режет сцену вдоль — фигурными
щитами, а также легкой кисеей, белой и алой,
и поперек, то есть в высоту, — ступенями амфитеатра
из белого песчаника. На сцене скрещиваются сабли,
вершится сербский свадебный обряд, носятся бесшумные
тени мертвецов, почуявших запах живой крови, колдун
бормочет сороковой псалом, мать пьет молоко
из сосков собственного сына… Петкутин ласкает
Калину — насаживает на себя, сжимает грудь под
тонкой сорочкой, и Калина, Душа, откликается на его
ласки, оплетает Тело обнаженными руками и ногами…
|
«Вечность и еще один день» — это сон, который
смотришь с широко открытыми глазами. Здесь можно
принять чужую смерть и передать лишний день жизни,
как камень, из ладони в ладонь. Здесь много говорят
о любви и еще больше о смерти, потому что, повторяю,
мужская версия трагична: Душа, вся перемазавшись
синей глиной, пытается еще раз «клонировать»
возлюбленное Тело, однако безвольный уродец остался,
чем был. Глухой черный щит падает, отрезая сцену
и обрубая финал. Заканчивается все, даже вечность.
Даже вечность, продленная еще одним днем.
|
Несколько актеров в спектакле Петрова не совладали
с Павичем — они декламируют текст, вместо того чтобы
его рождать. Но молодые герои, Петкутин и Калина,
Егор Бероев и Дарья Мороз почти прекрасны.
Мускулистый красавец-атлет
с удивительно нежным лицом и девочка, больше, чем
красивая, — естественная, несут себя от первой сцены
до финальной, как полные бокалы, обратив глаза
внутрь и боясь расплескать драгоценную ношу…
|
Избирательная кампания только начинается. Приходите
во МХАТ, проголосуйте за свою версию, выберите свою
«Вечность…». Вы не проиграете.
|
|
|