|
|
|
"Маресьев из Британии". |
|
Сомерсет Моэм, «Священный огонь». Постановка
Светланы Враговой, сценография Валерия Левенталя. |
|
«Священный огонь»
-чрезвычайно тягостная вещь. То есть настолько
тягостная, что лично я по доброй воле не согласилась
бы ни ставить ее, ни играть, ни смотреть. |
|
Тягостность «Огня»
обусловлена не только сюжетными обстоятельствами,
хотя, конечно, ими в первую очередь. Главный герой -инвалид,
полупарализованный летчик, чьи физические терзания -пустяк
по сравнению с моральными. Молодой еще парень
по-прежнему страстно влюблен в собственную жену,
однако жить с ней по-настоящему, спать, сделать ей
ребенка не может. И не сможет больше никогда. Жена
терпеливо приноравливается к новой ситуации, опекает
мужа, развлекает, поддерживает, но она ведь женщина,
причем всего-навсего двадцативосьмилетняя. Понятно,
что однажды у нее заводится любовник. И производным
внебрачной связи очень быстро оказывается
беременность. |
|
Впрочем, эти
интимные детали залу сообщают после антракта, когда
злополучного летчика уже нет в живых. По констатации
врача, Морис умер во сне. Сиделка, обожавшая своего
подопечного с каким-то платоническим фанатизмом,
придерживается иного мнения, -она полагает, что
Мориса убили. Опоили снотворным. Как разворачивались
события в действительности, -узнаете, если придете
во МХАТ. Тайна интриги, как тайна вклада, должна
быть неприкосновенна. |
|
В жанровой смеси «Огня»
-психологическая драма плюс детектив -первый
компонент, безусловно, является доминирующим.
Светлана Врагова, прижав меня к стенке в служебном
гардеробе чеховского МХАТа, горячо доказывала, что
львиную долю репетиционного времени она посвятила
борьбе с дешевой эмоциональностью, принуждая актеров
играть тихо, сухо, аскетично и строго, но так, чтобы
от этой сухости и строгости мурашки бежали по
зрительскому телу... Замысел хорош, а вот результат
на данный момент не впечатляет. Но ведь театральные
люди склонны к самоутешению: мол, работа над
спектаклем продолжается до тех пор, пока спектакль
жив, -следовательно, у Враговой еще уйма попыток... |
|
Относительно
спокоен на сцене один лишь доктор Харвестер -похудевший,
с седой прядью в волосах Андрей Ильин. Но это
счастливая особенность ильинского таланта и
темперамента -ему не надо кричать, чтобы донести
мысль до зала. Ну и до предела засушена сиделка,
мисс Уэйленд -Евгения Добровольская. Где та
роскошная, зрелая, сексапильная женщина, которая
внезапно возникла в «Чайке» и в мухинском «Ю»?
Тусклое личико под косынкой, фигура уничтожена
монашеским облачением -эту зануду без возраста и
пола могла бы сыграть любая менее привлекательная
мхатовская актриса. Такие роли поручать сегодняшней
цветущей Добровольской, все равно что микроскопом
гвозди заколачивать... |
|
В интерьерах
просторного, типично левенталевского, хоть и не
типично английского дома актеры тянут резину,
объясняют залу то, что давным-давно понятно,
принимают торжественные позы и держат
многозначительные паузы (таков укоренившийся в
российской театральной традиции пародийный образ
истинного британца), не забывая при этом регулярно
срываться в отчаянные рыдания -причем голос надо
давать по-настоящему, без дураков, ибо Врагова для
пущей эффектности прослоила спектакль оглушительным,
невыносимым, душе выматывающим Вагнером. |
|
Для Сергея
Безрукова, как давно известно, спектакль без
истерики -вечер впустую. Врагова может сражаться с
Сергеем, сыном Витальичевым, сколько влезет, -такой
противник ей не по зубам. Нет, Безруков явно стал
работать лучше, он повзрослел и научился, в
частности, весьма прилично изображать на сцене
любовь. Но этот раззявленный в плаче рот или, того
лучше, плотно стиснутые от душевной муки челюсти,
эти желваки ходуном, и трагические балетные па под
Вагнера (когда Морис спит или бредит, с конечностями
у него все в порядке), эта яростная погоня за женой,
чудом ускользающей из-под колес инвалидного кресла...
-сами понимаете, впечатление тягостности усиливается. |
|
Кстати,
специфический, чтобы не сказать «извращенный»,
эротизм калеки -тема богатейшая; достаточно
вспомнить гениальный фильм Ларса фон Трира «Рассекая
волны». Но во времена Моэма подобной смелости нравов
не наблюдалось, и Врагова, вслед за автором, тоже
решила не рисковать. Роковое объяснение жены и мужа
завершается единственным поцелуем. А потом Морис
умирает, причем Смерть выходит ему навстречу в
облике лакея и принимает летчика на плоенную грудь,
облапив его белыми перчатками... |
|
«Священный огонь»
обременяет хрупкие зрительские плечи чрезмерным
грузом. Трагедия Мориса -раз. Трагедия его мамы (Ольга
Барнет) -два. Жены -три. Сиделки -четыре. Да-да, у
них тоже трагедии, поскольку обе лишились
по-настоящему любимого мужчины. Правда, Екатерина
Семенова (Стелла, жена Мориса) очень плохо играет,
но все равно ее героиню жалко. Ведь любовник Стеллы
в исполнении румянощекого Егора Бероева -это
какой-то ходячий марципан, торт с розочками. И
главное -все трагедии безысходные. Куда ни поверни,
всюду клин. Даже на поклоны выходят с такими лицами,
словно только что за кулисами в самом деле кто-то
умер. Ни намека на катарсис. Тоска беспросветная. |
|
«Священный огонь»
слабоват драматургически, недаром эту пьесу до
последнего времени не удосуживались перевести. Тем
более, что у Моэма имеется однотипная вещь под
названием «Боже, храни короля!», там тоже -конкретная
судьба, искалеченная большой войной, и семья,
живущая под мрачной тенью этой войны и этой судьбы. |
|
«Священный огонь»
слабоват режиссерски. Все-таки дамская рука не
способна возвести прочную плотину на пути соплей и
сантиментов. |
|
А в целом,
по-моему, «Священный огонь» -это очередное
заблуждение легко увлекающегося Олега Павловича. |
|
