 |
@
Журнал "Дипломат", №37 (99), июль
2002г. Олег Торчинский |
|
|
"Тревожная красота модерна". |
Свой 104-й сезон (2001—2002 годы) знаменитый МХАТ —
Московский Художественный академический театр имени
А.П. Чехова открыл премьерой — спектаклем по пьесе
классика английской литературы ХХ века Сомерсета
Моэма (1874—1965) «Священный огонь». Вопреки
традициям МХАТ для постановки был приглашен режиссер
со стороны — руководитель театра «Модернъ» Светлана
Врагова.
Пьесы Моэма (он написал их около тридцати) —
занимательные, в меру драматичные, полные юмора и
изящных иронических каламбуров, — охотно ставили
театры Америки и Европы. В Советском Союзе многие
годы не сходили со сцены его «Круг» и «Верная жена»,
а телефильм по роману «Театр» с Вией Артмане в
главной роли имел шумный успех. «Священный огонь»,
написанный еще в 1929 году, никогда в нашей стране
не ставился и на русский язык переведен впервые. Для
Моэма пьеса нетипична: это психологический детектив
из разряда «чисто английское убийство».
…Летчик Морис Тэбрет (заслуженный артист Сергей
Безруков), участник Первой мировой войны, искалечен
в авиакатастрофе и навсегда прикован к инвалидной
коляске. Он раздражителен, несчастен, тоскует по
небу и чувствует себя обузой для окружающих. Отсюда
его постоянные разговоры о нежелании жить. Но родные
и друзья любят его. Они внимательны, выдержанны,
воспитанны — короче, истинные леди и джентльмены. Их
пятеро. Мать — величественная, мудрая, с
достоинством несущая свой крест (народная артистка
Ольга Барнет); жена — очаровательная Стелла (Екатерина
Семенова); брат Колин (Егор Бероев);
седовласый майор Ликонда, старый друг семьи (заслуженный
артист Дмитрий Брусникин); доктор Харвестер (заслуженный
артист Андрей Ильин). И есть еще шестая — выпадающая
из аристократического круга «серая мышка» — нанятая
сиделка Уэйленд (заслуженная артистка Евгения
Добровольская), конфидентка летчика, может быть,
тайно в него влюбленная. Именно она заварит весь
сыр-бор…
Итак, они собрались на день рождения Мориса.
Все сдержанно веселы, говорят друг другу
комплименты. Стелла даже «танцует» с мужем танго,
осторожно поворачивая его коляску. Вечер обрывается
очередной истерикой калеки. Тем не менее все ласково
прощаются с ним, и сиделка увозит его в спальню.
Наутро Мориса находят мертвым.
На семейном совете решено ограничиться общим
медицинским заключением о сердечном приступе. Но все
карты путает «серая мышка»: надо звать полицию —
кто-то «помог» больному. Снотворное, сверхдозу
которого он получил, стояло на полке слишком высоко,
куда сам он не мог дотянуться! Самодеятельное
внутрисемейное следствие то и дело обнаруживает
«скелеты в шкафу», скрываемые безупречными манерами
персонажей. В частности, интимные отношения жены и
брата — естественно, что их в первую очередь
подозревает «злая» сиделка. Словесные дуэли в
замкнутом пространстве держат зрителей в напряжении
до последней минуты, хотя, внимательно проследив
поведение персонажей, можно докопаться до истины.
Старая пьеса так бы и осталась не более чем
запоздалым приветом из 30-х годов ушедшего века,
если бы не режиссерская работа. Светлана Врагова —
мастер мощный и своевольный, умеющий даже в
заурядной пьесе обнаружить вторые, а то и третьи
смысловые пласты и придать ей такую философскую
глубину, о которой не ведал сам автор. Верна себе
она осталась и на этот раз. Сохраняя в
неприкосновенности текст Моэма, она вводит
балетно-мимические сцены, которые превращают
добропорядочный холодноватый детектив в
символистскую мистерию, а бытовую драму участника
войны— в титаническую битву Человека с Роком,
заставляя вспоминать полузабытые творения Леонида
Андреева, Мориса Метерлинка, Станислава
Пшибышевского, по которым сходили с ума люди эпохи
модерна — начала ХХ века.
Спектакль проходит в зрительном зале МХАТ,
оформленном великим Федором Шехтелем в стиле
ар-нуво, что само по себе создает необходимый
настрой. Дух далекой эпохи передают декорации и
костюмы народного художника СССР Валерия Левенталя:
текучие линии орнаментов, украшающих огромные
витражи, вычурный камин с тлеющими углями, старый
граммофон с трубой на специальном столике, музыка
Рихарда Вагнера и Войцеха Килара. Главный герой —
уже не кислый, раздраженный калека, а Борец с
Судьбой. В прологе он, паря в голубом просторе
сцены, читает строки Антуана Сент-Экзюпери о зове
неба, об упоении полетом. Два зловещих санитара
укрощают его порыв: грубо усаживают в коляску,
намертво пеленают ноги. Затемнение — и начинается
собственно пьеса. Между первым и вторым актами
пантомима смерти героя: в черноте ночи, прорезаемой
светом молний, освобожденный уже от бренной плоти,
он, выделывая немыслимые пируэты, уносится в глубину
световой дорожки.
…И, наконец, финал. Расставлены все точки над
«i», ясно уже, что вместо злонамеренного убийства
был акт любви и милосердия. Еще недавно ненавидимая
всеми сиделка кидает последние реплики: «Доктор
Харвестер, вы готовы подписать заключение?» — «Да».
— «Подписывайте!». Стены особняка распахиваются,
открывая огромную световую панораму «Острова
мертвых», знаменитой картины швейцарского символиста
Арнольда Бёклина. Репродукции ее в конце XIX —
начале ХХ веков украшали каждую вторую квартиру в
Швейцарии, Германии, Австро-Венгрии, России. Под
звуки Вагнера герой уходит туда, в Вечность. Как у
Михаила Булгакова: «Он не заслужил Света, он
заслужил Покой».
…Так кто же все-таки помог ему уйти? Не скажу,
чтобы не испортить удовольствия от прекрасного
спектакля тем, кто захочет его посмотреть. |
|
