 |
@
"Независимая газета", №58 (3454), 25 марта 2005г.
Елена Кутловская |
|
"Не врать себе"
Егор Бероев считает, что
только так можно оставаться человеком.
Егор Бероев родился в 1977 году в актерской
семье. Его дед Вадим Бероев – знаменитый «майор Вихрь». Бабушка
играла в Театре им. Моссовета, там же служит его мама. Да и жена
Егора, Ксения Алферова, тоже актриса.
В детстве Бероев любил рисовать и даже не помышлял об актерской
карьере. И все-таки – гены! – он поступил в Театральное училище
имени М.С. Щепкина. По окончании учебы его приняли в труппу
МХАТа, где он дебютировал в роли Федора Годунова. С тех пор
молодой актер сыграл около 15 ролей в театре и более 10 ролей в
кино. А в начале 2005 года предстал в образе Эраста Фандорина в
самой дорогой и шумной премьере сезона «Турецкий гамбит». |
|
– Егор, легко ли вы
соглашаетесь на роли, которые вам предлагают в кино? |
– Нет. Я сейчас снялся в трех фильмах,
которые выбрал из двенадцати предложенных. Если мне предлагают
50-серийный фильм, я даже не читаю сценарий. Такое количество
серий – не для меня. |
|
– А как вы относитесь к тому,
что после выхода картины «Турецкий гамбит» многие зрители
кинулись выискивать в ней всевозможные исторические и
литературные ошибки? |
– По-моему, столь пристрастное
отношение публики к «Турецкому гамбиту» –
лишнее доказательство популярности картины. Пусть ищут дальше…
Главное, что фильм интересный. Его смотрят. А все остальное –
вторично. Для меня странно другое – многие критики, посмотрев
фильм, почувствовали в себе страстное желание его ругать. Именно
ругать, а не критиковать. Мне же кажется, что работа критика
заключается в том, чтобы поддерживать хорошее начинание. Да, в
фильме Джаника Файзиева есть ошибки – без них невозможно. Но
сама картина сделана качественно, и она очень светлая. Это не
очередная «чернуха», где лужи крови и бесконечная стрельба ради
стрельбы. |
|
– Файзиев как-то оценил вашу
работу? |
– Он поздравил меня. Но мы с ним не в
тех отношениях, чтобы говорить, довольны мы друг другом или нет.
Мы – команда. Мы варимся в одном котле. |
|
– Вы ведь сами делали все
трюки? |
– Один делал не сам: надо было прыгнуть
с пятого этажа на четвертый, это очень сложный трюк, и его
исполнял болгарский каскадер. |
|
– Почему все-таки решили
выполнять трюки сами? Выпендреж? Или желание соответствовать
своему персонажу на все сто процентов? |
– Может быть, в чем-то и выпендреж. Но
по большому счету мне было интересно ездить под каретой, прыгать
на воздушный шар… |
|
– Любите рисковать? |
– Думаю, все, что я делал в фильме, –
разумный риск. Если мне говорили, что не стоит прыгать с пятого
этажа на четвертый, – я не прыгал. Но хотел, было желание
рискнуть. Не дали. Пришлось подчиниться. |
|
– А вы не хотели бы просто так,
в качестве экстремального отдыха прыгнуть с парашютом? |
– Нет, думаю, что никогда этого не
сделаю. Моя жена Ксюша – прыгала! Понимаете, я люблю делать
только то, что в моих силах, где я точно уверен в своих
возможностях. |
|
– Под каретой ездить «в ваших
силах», а с парашютом прыгнуть смогли бы? |
– (Хитро улыбается.) Я не умею
складывать парашют. И не хочу зря рисковать жизнью. |
|
– Что толкает вас на подобный
риск в кино? |
– Там я полностью защищен. Когда речь
идет о деньгах – продюсер никогда не будет рисковать жизнью
актера. А с другой стороны, можно на ровном месте так упасть,
что больше и не встать никогда. |
|
– У западных актеров-звезд
всегда есть страховки. У Тины Тернер были застрахованы ноги на 3
миллиона долларов. У Ричарда Гира – грудная клетка. А у вас
какая-то страховка есть? |
– Нет. А зачем? Я полностью доверяю
нашему постановщику трюков Деркачу. |
|
– Но вдруг… |
– Никаких «вдруг» с Деркачем быть не
может! |
|
– Вы из актерской семьи. Не
хотелось ли вам порвать с семейной традицией и стать, например,
учителем в школе? |
– Одно время я хотел быть фотографом.
Хотел работать в журнале National Geographik, чтобы ездить по
миру и фотографировать людей, пейзажи… |
|
– Вам не хотелось бы стать
модным фотографом, как Хельмут Ньютон, например? |
– Ни в коем случае! Только
фотографом-путешественником. |
|
– Вы не эстет, вам чужд снобизм
и утонченные художественные жесты? |
– Нет, я слишком грубый для эстета. |
|
– Но вы же любите жить красиво,
пить кофе из изящных чашек, окружать себя вещами, которые радуют
глаз? Вы ведь не будете сознательно жить в разваленной квартире
среди тараканов и мышей? |
– Ну, это неизвестно... (Cмеется.)
Эстетская жизнь – понятие, пришедшее к нам вместе с буржуазными
западными ценностями. В новой русской действительности эстет –
это человек, который не хочет жить в коммуналке, но хочет жить в
хорошей квартире. Хотя, с моей точки зрения, понятие эстетского
мироощущения – более емкое… Вот Борис Акунин – настоящий эстет.
Ему во всем важна изящная форма. А мне это не важно: мне все
равно, во что я одет, гладко ли выбрит... |
|
– А руку бомжу пожмете, не
побрезгуете? |
– Да запросто. А что в этом страшного
или странного? |
|
– Но руки-то потом тщательно
помоете? |
– Да, но только потому, что я актер. Я
не могу заболеть, например, чесоткой или чахоткой. Сорвутся
съемки. Вся моя жизнь буквально «заточена» под профессию
(лукаво улыбается). Я вот не знаю, чистил бы я зубы, если бы
не был актером? Выглядеть хорошо – это требование профессии. Не
более того. Если бы мы встретились с вами в деревне, боюсь, вы
бы меня не узнали… |
|
– Неужели? |
– А вы считаете, что нормально ходить с
топором по русской деревне, подчищать хлев за коровой и при этом
выглядеть, как Ален Делон? |
|
– Где вам проще играть – в
классических или современных пьесах? |
– У актерской профессии нет границ.
Везде одинаково просто и одинаково тяжело. |
|
– Есть люди, которые чувствуют
себя в нашем времени неуютно, и кто-то из них хотел бы жить в
60-е годы прошлого века, кто-то – в Петербурге ХIХ столетия. У
вас нет подобных желаний? |
– Я бы хотел побывать – не жить, а
перенестись на время с помощью какого-нибудь чуда в Россию
начала ХХ столетия! Хотел бы ощутить набоковское время,
почувствовать все катаклизмы того периода, «попробовать на вкус»
то ощущение России, которое Набоков увез с собой в Америку. Но у
меня не было желания родиться в другом времени, нежели я
родился. Хотя это вовсе не означает, что я человек своего
времени. Я не вписываюсь в рамки современной жизни. И не хочу в
них вписываться. Сейчас у людей нет идеалов. Все верят только в
себя, любимого! Никто не ходит друг к другу в гости, все заняты
мыслями о личном обогащении. |
|
– Что для вас в жизни самое
трудное – ходить в магазины или, может быть, общаться с людьми?
|
– Я люблю жизнь в разных ее
проявлениях, и мне все интересно. Наверное, жизнь без трудностей
прекрасна, а жизнь с трудностями еще прекраснее! |
|
– А любить одну женщину –
трудно? |
– Любовь – это труд, но труд, который
возвращает все сполна. И если ты любишь этот труд, то с ним
легко жить. Мою женщину любить нетрудно. |
|
– А вы ленивый человек? |
– Ленивый, конечно! Например, я читаю
гораздо меньше книг, чем моя жена Ксения. Она меня ругает за
это. Но для того, чтобы читать взахлеб с утра до вечера, – нужно
забросить работу, перестать суетиться, нужно быть вне времени.
Когда я отдыхаю за границей, я читаю гораздо больше, чем в
Москве. |
|
– Для многих современных людей
гигантское поглощение информации, в том числе и литературного
характера, становится проблемой. Информация превращается для них
в замкнутое пространство, и они начинают страдать
клаустрофобией. |
– Я убежден, что литература, как и
культура вообще, только расширяет пространство. Дышать
становится свободнее. И вот еще что: читая книги, мы не узнаем
что-то новое, а подтверждаем те знания, которые уже есть в нас.
Я говорю о знаниях и интеллекте, заложенных в нас божественной
силой. |
|
– Глубина постижения образа
зависит от интеллектуального багажа актера? |
– Думаю, что все зависит от внутреннего
мира художника. Дело не в том, какое количество информации
«сжевано» человеком, а в том, насколько глубоко он способен
переварить ее, как много он способен прочувствовать... Насколько
человек чувствителен к окружающему миру. Нужно уметь читать не
столько книги, сколько жизнь и людей. Я стремлюсь к такому
существованию. Этому можно научиться. А вот сколько душевных и
духовных сил актер способен затратить на роль – зависит от
степени таланта, и этому уже нельзя научиться. Когда Евгений
Леонов выходил на сцену в «Поминальной молитве», он ведь ничего
особенного не делал! Помните? Появлялся на сцене обычный русский
мужик в джинсах, надевал на себя жилетку, кепку – и становился
евреем! При этом в нем, казалось бы, ничего не менялось. Он
просто жил болью своего персонажа. Творческий диапазон актера
характеризуется тем, насколько глубоко он способен почувствовать
боль или радость своего героя. |
|
– Есть актеры, которые всю
жизнь играют самих себя. |
– Нет, мне это неинтересно, потому что
я – одинаковый… (грустно улыбается), я – скучный… Я всего
лишь «вынимаю» из себя переживания и вкладываю их в свою роль. |
|
– Вы испытываете эмоциональное
перевозбуждение после спектакля? |
– Да! Если хороший спектакль – хочется
тут же сыграть еще один. Возникает ощущение необыкновенного
полета внутри, и это чувство невозможно остановить. Хочется
что-то необыкновенное сделать, куда-то свой эмоциональный
восторг выплеснуть. |
|
– Многие актеры едут после
выступления в ресторан, чтобы снять эмоциональный стресс после
концерта или спектакля. А что делаете вы? |
– Иногда тоже еду в ресторан. Но чаще –
домой, и мы подолгу с Ксюшей разговариваем. |
|
– Вы любите творить ночами или
предпочитаете вести нормальную дневную жизнь? |
– Я не ночной человек.
Я привык рано вставать. |
|
– Ваши коллеги
говорят, что вы очень сложный человек. Это так?
|
– Мне тяжело находить
компромиссы с обществом, вписывать себя в его
законы. Поэтому я сложен для окружающих. Я не
люблю фальши. Если я вижу фальшь, я не могу
подыграть ей. Некоторым проще сказать про меня:
он не светский человек, он – капризный и
тяжелый, он – не наш. И усугубляет мою
отчужденность то, что я обязательно отвечу на
любой укор в свой адрес. Я понимаю, что не надо
бы этого делать. Но все равно скажу то, что
думаю. |
|
– Часто мы
отвечаем на обиды в еще более грубой форме и
обижаем людей сильнее, чем они нас. |
– Вот поэтому я
предпочитаю быть вне тусовок, вне общения с
людьми, которым не важно, что у меня внутри. Им
куда интереснее, с кем я живу и, простите, какие
трусы ношу. Я не из тех, кто целиком и полностью
продается: «Вот, берите, покупайте меня, я ведь
публичный человек…» Я считаю, что должен держать
марку и оставаться человеком. И журналисты
обязаны это понимать. |
|
– Что значит
«держать марку»? |
– Не врать себе. И не
подчиняться чужим правилам. |